Скорее, Сочи: терпеть нет мочи!

Каким бы ни был олимпийский опыт — а для специального корреспондента «СП» на XXII Белых играх это уже третья командировка на зимний спортивный форум «номер раз», нетерпение, томящее ожидание и понукание времени обязательно становятся доминирующими нотами в настроении каждого. Можно рядиться в одежды хладнокровия, демонстрируя полное управление эмоциями — будет день — будет пища, но на самом деле испытывать бурные чувства, подвластные разве что требованию «скорее». Скорее бы пролетели дни, отделяющие от отъезда! Скорее бы улететь из Минска в Сочи! Скорее бы добраться до отеля в Горки-город, расселиться и начать познавать российские олимпийские реалии. И вот сбылось! Ожидание — позади, подъём от моря в горы и расселение — за спиной, первые эмоции — достояние памяти, как и спуск с гор к морю. Главный пресс-центр в Сочи — прибрежный кластер, и первый репортаж в номер. Впрочем, нетерпение, будоражащее нервы, по-прежнему здесь — не рядом, а внутри. И хочется обратиться к столице XXII Белой олимпиады: «Скорее, Сочи: терпеть нет мочи!» Однако раньше, чем в пятницу, 7 февраля, в 20.14 по московскому времени, торжественная церемония открытия Игр-2014 не начнётся. Тем не менее умеренная порция предстартового скуления и причитаний возможна, ведь правда?! Особенно когда на телевизионной «плазме», возле которой предусмотрительно расположился в огромном ангаре «МРС» ваш покорный слуга, уже перманентным чередом транслируются первые соревнования: слоупстайл и могул — в записи, фигурное катание — напрямую. Причём совсем не верится, что каких-то 10 часов назад ты ещё находился в Минске и лишь готовился к вылету, а теперь приходится жить с сочинским ощущением Зазеркалья: всё это было не с тобой или как минимум не в этой жизни. Олимпийская воронка засосала и материю, и сознание по 23 февраля включительно. Иная жизнь остановилась, и этому можно только… радоваться, ибо подобная перезагрузка, которую дарят нам всем Олимпиады, — прекрасное психотерапевтическое средство от неизбежной ржавчины быта.

Прямой рейс

Разумеется, у любого начала есть своя исходная точка. А таковой в большинстве случаев нынче является аэропорт, откуда моторизированные птицы уносят людей с их надеждами и страхами, предвкушениями и сомнениями по самым разным направлениям. В том числе и к Чёрному морю. Прямой рейс Минск — Сочи, двухчасовой полёт на комфортабельном лайнере «Боинг-737» — очень удобно. Другое дело, что есть исторические ассоциации, пусть и замешанные на дремучих суевериях, однако и от язычества мы никуда не денемся. Так вот, точно так же прямым рейсом отечественной авиакомпании белорусские олимпийцы отправлялись и на летние Игры-2012 в Лондон. Чем всё дело закончилось в столице Британского Королевства, читатели «СП» прекрасно помнят: малое количество медалей, допинговые скандалы в лёгкой атлетике, последующая смена руководства спортивной отрасли, которое, впрочем, успело ещё наломать дров по возвращении домой. В общем, даже блестящие результаты, показанные нашими свежеиспечёнными чемпионами — Сергеем Мартыновым, Викторией Азаренко и Максимом Мирным, не сгладили черноты негатива. На их бочку мёда, увы, нашлось немало дёгтя. В то же время в Пекин-2008 и Ванкувер-2010 белорусы добирались, мягко говоря, в изматывающем режиме (например, на пути в столицу Поднебесной вначале улетали в Вену, чтобы потом возвращаться!), однако итоги получились прекрасными — это лучшие летняя и зимняя Олимпиады в истории суверенной Беларуси. Вы скажете — совпадение или просто чушь? Возможно, и так. Но об этом уже будем судить по факту финиша сочинской кампании. В любом случае было весьма любопытно производить физиономические наблюдения, имея в качестве объектов исследования боссов отечественного спорта, для которых Белые игры-2014 первые в этой ипостаси. Что ж, никакого «волнения дебютантов» замечено не было. Благожелательность — да, нормальное и обуревающее всех предвкушение — обязательно. Но без нервных реакций, что как-то не вяжется с теми попытками раскачать лодку того же Министерства спорта, которые уже, конечно, предприняли отдельные начинающие журналисты из числа некогда достаточно известных спортсменов. Эти разговоры «об обязательных переменах» — от злобы и плохого до невыносимости характера. Разумеется, любая Олимпиада для спортивного чиновничества — это и есть час «Х», главный экзамен, проверка домашнего задания, тест на усердие и эффективность профессиональных навыков. Всё непросто. Особенно если учесть, как строги болельщики, порой не знающие компромиссов и не имеющие желания входить в сложность чужих положений, в обвал объективных и субъективных причин, объясняющих причины поражений. Да и Президент НОКа, который посетит Олимпиаду, тоже сказал не просто так, а со смыслом: «Сегодня приукрасишь — завтра нечем будет красить, краски закончатся». Поэтому, действительно, Олимпиада — это мероприятие, открывающее глаза и отвечающее на самые разнообразные вопросы. Однако нельзя забывать и ещё о двух моментах. Первый: испытание испытанием, но и праздник отменять нельзя. Ибо если не получать удовольствия, не радоваться, то напряжение элементарно сожрёт любую психику и ничего хорошего не получится. Да и проще надо относиться даже к самым принципиальным экзаменам. Столь же полезно изучить наследие афоризмов Наполеона, выделив следующее изречение, приписываемое Бонапарту: «Всегда надо оставлять себе возможность завтра посмеяться над тем, чем гордишься сегодня». Очень мудро. Второй момент ещё проще и ещё мудрее: главное в любом авиационном путешествии — это удачно взлететь и мягко приземлиться. Чтобы иметь шанс на приход завтра, в том числе завтра олимпийского масштаба и порядка. Кто-нибудь поспорит?

Слава чемпиона

Впрочем, на вчерашнем борту лайнера Минск — Сочи находился человек, который в своих отношениях с Олимпиадами уже давно всем доказал собственную чемпионскую состоятельность. Конечно, Сергей БУЛЫГИН как первый заместитель руководителя федерации биатлона сильно озабочен, как удастся выступить нашей сборной и её лидеру Домрачевой на трассе комплекса «Лаура». Но в то же время он, как прожжённый профессионал, прекрасно понимает: теперь всё находится в руках самой Дарьи и тех сил, которые либо благоволят, либо поворачиваются совсем не тем местом, что считается презентационным. Тренеры и функционеры свою стратегическую работу завершили, и теперь их удел — обеспечивать психологический комфорт подопечным, концентрируясь на оперативных вопросах, и — волноваться, волноваться, волноваться, впрочем, не показывая вида. Булыгин так и делает. Он это умеет, благо олимпийский опыт, причём победный — «золото» эстафеты в Сараево-84, накоплен, и пока старты в Сочи ещё категорируются в качестве пусть ближайшего, но будущего, не прочь поделиться пережитым. — Как ни удивительно, моя первая реакция на тему Сараево-84 — это наша вкатка, первый снег в олимпийском межсезонье. Серьёзный период, начинающийся в октябре: надо много пахать, наматывать километры, закладывая базу, позволяющую выдержать напряжение соревновательного периода. — Но вкатка не в Финляндии или Австрии? — Что вы! Красноярский край. Раньше ведь заграница была как поощрение. Тренировались дома. И вот приехали, а снега — нет. Очень тепло. А надо набирать объёмы. Тренеры обнаружили в сопках снежное плато — целина, в которой сами наставники как-то протоптали подобие лыжни для классического хода. Но проблема: почти час надо добираться до места в брезентовом кузове ГАЗ-66 — другой транспорт туда ни-ни, такая грязь. — И жизнь на сборе пошла — не нарадуешься! — Именно. С утра в кузов и наверх — там занятие, 30 — 35 километров по кругу в 2,5 км. Обратно вниз в кузове — на обед и отдых. Помню, только мы с Димой Васильевым головы на подушку — будят. В кузов, наверх, и там вторая тренировка 20 — 25 километров. Так длилось неделю, и эти дни навсегда врезались в мою память. Но выдержали, а потом выпал снег. Стало легче. В гору уже не мотались. Но иногда я думаю: если бы в эти условия определить наших современных биатлонистов, то какой была бы их реакция? — И? — Полагаю: «Заканчиваю, уезжаю домой. Ничего мне не нужно». — Но вы и ваши товарищи — нет? — И в мыслях не было! Как можно! В конце концов, всё проходит, и вкатка прошла. Пошли соревнования: Кубок Урала, «Ижевская винтовка». — О внутренней конкуренции в советской сборной ходят легенды. Но тот факт, что на чемпионате мира-83 «красный» квартет с вашим участием выиграл после долгого перерыва «золото», оказал существенную помощь в отборе на Игры? — Безусловно. Сборная СССР — это шесть человек костяка, ещё двое — на подхвате, и ещё 2 — от регионов. А на старт выходило за 100 амбициозных мужиков. Было жёстко, но основа тоже определялась заранее. Тренеры сборной СССР обладали и пониманием, и терпением. Например, мне лично тяжёло бежалось в декабре на наших стартах в Союзе. Были и призовые места, но порой отваливался в конец первой десятки. Однако доверия наставников не терял. В январе в том же Бакуриани (кавказский вариант Антхольца) окончательно настоял на своём праве выступить в Сараево. — Наивный вопрос из сегодняшнего времени: какие задачи ставились на Игры-84? — Отвечу так. Когда на ЧМ-83 мы выиграли эстафету, сначала нам на радостях обещали присвоение званий заслуженных мастеров спорта СССР. Уж больно давно не было таких побед, много проигрывали восточным немцам и норвежцам. Но я, например, только вышел из молодёжного возраста и не был даже «международником». А тут первая эйфория прошла, и с нами завели по окончании сезона иные разговоры. Дескать, конечно, вы, ребята, — большие молодцы, спасибо вам! Но чемпионат — это чемпионат, а Олимпиада — уже Олимпиада. Вот выиграете в Сараево — и всё, подаём документы на присвоение. Так нас мотивировали. Поэтому вопрос о задачах действительно наивный — ничего, кроме первых мест, в Советском Союзе не принималось всерьёз. В 1989-м уже перестройка, уже первые кооперативы, а мы на чемпионате мира выиграли командную гонку, личные медали, но стали вторыми в эстафете. Я опять бежал на последнем этапе и не сумел обыграть немца. Что сделать? Ушёл на дистанцию вторым, таким же и финишировал. Но политика в спорте была категоричной — только первые места. В итоге на нас смотрели как на абсолютных неудачников, всё проигравших, никудышных спортсменов. А это, повторюсь, уже был 1989 год. — Ваши олимпийские впечатления от Сараево, были ли вы там после войны? — Не был, но видел документальную хронику после бомбёжек — это страшно. Разрушение, руины — катастрофа. В моей же памяти Сараево остался красивым городом с высокими по тем временам зданиями и стеклянными витражами. Когда мы несколько раз приезжали из Олимпийской деревни гулять в центр, то появлялись сказочные ощущения, которые до сих пор не развеяны временем. — Биатлонная программа Игр-84 начиналась, разумеется, не с эстафеты, а с личных гонок на 20 и 10 км, в которых советские стреляющие лыжники при требованиях быть первыми вовсе не снискали лавров… — Гонки сложились неудачно — факт. Но, возможно, удивлю, сказав, что никаких особенных накачек — «воспользоваться последним шансом» — не было. Прежде всего, наши поражения во многом объяснялись сложнейшими метеорологическими условиями, приведшими к лотерее: снег, порывистый ветер — кому везло, кому не очень. Нам — нет. Я на «двадцатке» из советского трио был лучшим, но лишь 17-м. В спринте получилось сильнее, и пробеги Шална не два, а один штрафной круг — быть ему чемпионом, а так — шестое место. Нашему литовцу тогда один из шефов делегации сказал: «Видишь, Альгис, на промах меньше, и ты человек! А так…» Но мы все хотели стать людьми. Поэтому в дополнительных накачках не нуждались, и тренеры с функционерами это понимали. — Распределение этапов — диспуты были? — Не в Сараево. Команда нарабатывалась всё межсезонье, в январе таким составом выиграли гонку Кубка мира в шведском Фалуне. Кроме того, на внутренних соревнованиях, выступая за команды разных спортивных обществ, мы бежали строго фиксированные этапы. Я — последний, хотя на ЧМ-83 был застрельщиком, но затем тренерское мнение изменилось, найдя согласие с моими ощущениями. Что крайне важно. Психология! Приведу пример из более позднего времени. На чемпионате мира-86 Валера Медведцев уверенно выиграл гонки и на 20, и на 10 км. На собрании перед эстафетой тренеры называют раскладку по этапам: Васильев, Кашкаров, Булыгин, Медведцев. И что вы думаете? Валера отказался, несмотря на прессинг Привалова. Правильно сделал. Меня опять поставили финишёром, и всё сложилось прекрасно. Я как раз таки не любил быть застрельщиком. Не спринтер, и пробежать 100 метров стартового поля для меня являлось сущим наказанием. С одной стороны, надо выйти в лидеры, чтобы потом не выкарабкиваться из хвоста. Но с другой — можно задохнуться, а ещё и поломать лыжу, палки. — У финишёра иные проблемы — надо ждать. А тут такие перипетии! Этап Васильева — всё замечательно, большое преимущество. Этап Кашкарова — всё хорошо, хотя преимущество чуть растаяло. Этап Шалны — всё плохо, два штрафных круга после «стойки» и ваш уход в гонку с отставанием в 18 секунд от самого Ульриха, несомненного лидера сборной ГДР... — Так и было. А за мной ещё почти вплотную — норвежец Собах и западный немец Фриц Фишер… Но начну с того, что с терпением никаких сложностей не испытывал. Хотя знаю и другие прецеденты. Например, наш Рустам Валиуллин. Он, ожидая своего этапа, запирался в домике команды на стадионе: дескать, не могу смотреть — сгораю. Его выпускали на старт, и только тогда он начинал ориентироваться в гоночной ситуации. И нельзя же сказать, что здорово у Рустама получалось. Поэтому советовал попробовать с ним принципиально противоположный вариант, но ни спортсмен, ни тренеры на эксперимент не пошли. Я же всегда был в курсе событий, не прятался от них. Логика простая: ты всё равно горишь в ожидании. Так хоть знай, по каким поводам, а заодно и подпитывайся эмоциями гонки. И тут самое интересное. В Сараево накатал лыжню, стал настраиваться, и тут один из наставников говорит мне: «Иди в домик и сиди. Потом разомнись — и сразу на старт». Я в недоумении. Он настаивает. Но отбился: «Я хочу смотреть! Мне это нормально». Так и смотрел, стараясь убирать от себя мысли, что ещё самому надо бежать и стрелять. Конечно, пережил смену настроений после «стойки» Шалны. Но психологически не сломался. Разумеется, хотелось бы преимущества секунд в 30. Но и в уходе в гонку вторым были свои странные, но плюсы. Получится — герой, нет — извините. Но это вначале я так думал. А когда увидел, что Фишер и Собах рядом, переменил мнение: эге, тут вообще борьба. В принципе, все мы четверо, включая Ульриха, бежали в одни ноги. — Не рвали с места в карьер? — Нет, но перед стрельбищем вдруг увидел: ба, Ульрих почти нагнан. Даже испугался: не быстро ли начал. Но отстрелялся надёжно, без дополнительных патронов — лидер! Перед «стойкой» трио соперников объединилось в погоне, отрыв — 15 секунд, а это всего один лишний патрон. — Но он не потребовался? — Нет. Причём была такая концентрация, что даже взгляда не бросил на чужие мишени. Этого вообще делать нельзя, несмотря на искушение. Потом, когда сам закончишь стрельбу, всё увидишь и сориентируешься. Но вначале закрой свои мишени! — Вы убежали с 19-секундным гандикапом… — Со стадиона в Сараево был подъём в гору, и меня отлично гнали по трассе — лыжники, наши тренеры, ещё кто-то. Поступала информация — 21, 22, 25. Думаю: отлично, убегаю. Забрался наверх, а дальше — спуск: вниз, вниз, вниз. Оглядываюсь и вижу, что Фишер и Собах, подгоняя друг друга, заметно приблизились. Это была ещё одна критическая точка эстафеты. На спуске гонку нельзя выиграть, но проиграть — пожалуйста. Съели соперники 12 секунд! Благо, что через мостик — тягунок и кусок равнины. Включился: хрен вы меня уже догоните!

Вешалка Сочи

Итак, вот и на месте! Разумеется, читатели «СП» должны проявить снисходительность, понимая, что пока приходится делиться самыми первыми, не окончательно утвердившимися даже в собственной голове, а значит, исключительно поверхностными впечатлениями. А в них уже есть и позитив, и негатив. Но обо всём по порядку. Если театр начинается с вешалки, то любая Олимпиада — с аэропорта. Что тут сказать: сейчас в Адлере современный вокзал — светлый, шумный, говорливый и суетливый. О прежней архаике никто не вспоминает, хотя каких-то шесть лет назад ваш покорный слуга, находившийся в пресс-туре в Сочи, с трудом верил в такую перспективу, а если совсем начистоту — не верил вовсе. Тогда наш борт приземлился в черноморскую осеннюю дождливую ночь, чтобы в сумраке и холоде багажного отделения сразу столкнуться с имеющими доступ всюду таксистами-аборигенами, от чьей навязчивости пришлось отбиваться едва ли не физически. Сейчас ничего похожего и быть не могло, о чём, впрочем, можно… и чуть взгрустнуть. Ныне аэропорт Сочи современен, но идеологически унифицирован и лишён своеобразия, а потеря самоидентичности во всех сферах жизни — это проблема из проблем XXI века, а не только XXII Белых игр. Однако главное, что был получен багаж, пройдены таможенные формальности и совершена легализация на ОИ посредством запайки в пластик аккредитации. В эти минуты произошли первые деловые и человеческие контакты с одетыми в яркую, пёструю униформу волонтёрами. А так как нам с ними жить и работать — имеется в виду вся 25-тысячная армия добровольных помощников (две тысячи иностранцев), проходивших подготовку в 25 методических центрах, — то уделим ей внимание. Чтобы постараться к этой теме больше не возвращаться, несмотря ни на какие соблазны и искушения пожаловаться и всплакнуть на читательском плече! Об этом уже приходилось писать, но для понимания ситуации повторю основной тезис: для профессионального журналиста нет более коварного соперника на Олимпиадах, чем волонтёры. Фактом своего существования они расслабляют волю, понуждая терять в надеждах на них личную концентрацию. Но практически никогда и ничем помочь они не в состоянии. Журналисту, желающему избежать стрессов, надо постараться не замечать волонтёров, хотя это порой непросто. Ребята и девчата от 18 до 80 лет пагубно инициативны, прилипчивы и навязчивы не менее тех аборигенов-таксистов с кавказским акцентом из прошлой, неолимпийской эпохи Сочи. Любить их невозможно, уважать не за что, в чём нет вины самих волонтёров. Просто при отборе им не объяснили, что их задача — не продать себя на крупном мероприятии, не сделать широкие шаги по карьерной лестнице, не концентрироваться на эгоистичном желании получать удовольствие, а работать в пресловутой «сфере услуг», для чего надо знать специфику работы тех же журналистов, природу их требований. Но этого нет нигде и никогда — не только в Сочи. Людей набирают в большей массе не тех, причём отбор, как и преподавание в центрах, производят тем более не те специалисты. Обучают не тому, а значит, на выходе, кроме заученных штампов и горящих глаз, ничего нет, да и очи от усталости начнут тухнуть к концу первой недели Олимпиады. Так было в Ванкувере и Турине, то же произойдёт и в Сочи. К этому есть все предпосылки. А тот факт, что ты говоришь на одном языке с волонтёрами, даже усложняет дело. Используя свой несовершенный английский и понимая, что характеристика «несовершенный» — это сверхкомплиментарная оценка приватных лингвистических талантов, можно полагать, что причина недоразумений с волонтёрами кроется в тебе самом. Неспособность добровольцев ответить на простые вопросы и решить банальные проблемы есть следствие твоей личной убогости в рамках поговорки «Не мычишь, не телишься». Но когда ты — по-русски и они тебе в ответ по-русски, а на выходе «фига с маком», то — здравствуй, грусть. Тем не менее на каждой Олимпиаде или чемпионате мира по лёгкой атлетике (с глобальными смыслами этих состязаний) обязательно есть чудо-волонтёры: всё знающие, всё умеющие и понимающие. Так было и на московском форуме королевы спорта в Москве-2013 минувшим августом. Одна девушка из пресс-центра непосредственно на стадионе «Лужники» компенсировала леность и необразованность всей остальной жующей и хаотично перемещающейся добровольческой братии. В Сочи уникальная умница должна трудиться! Но пока… только «инжир» с маком. Встретить бы её на «Лауре»! В этом случае вживление в наш главный спортивный объект Игр (биатлон и лыжи) прошло бы за 10 минут приятного общения.

Крепчает от игр к играм

Важнейший вопрос любой Олимпиады — транспортный. Его решение важно и для зрителей, и для спортсменов, и для журналистов. При минимальном опыте путешествий на олимпийских автобусах (спустились из Горок в прибрежный кластер в «МРС», и пока всё) трудно делать какие-то основательные выводы об удобствах для болельщиков. Но есть опасения — проблемы будут. Ибо то, что крепчает в народной молве на уровне поговорки, действительно крепчает и здесь, в Сочи. Максимум идиотизма был достигнут в Ванкувере, где кто-то «гениальный» придумал следующую издевательскую «шутку юмора». Журналисты из города добирались в соревновательный центр Уистлера следующим образом: два с половиной часа пути, причём проезжая мимо заветного поворота на Олимпийский парк! После этого ещё 15 минут прочь от цели, плохо стыкующаяся пересадка на другой автобус в городе, возвращение обратно… Сплошные штрафные круги, как сказали бы биатлонисты! То же и при эвакуации из Уистлера в Ванкувер. Сколько из-за транспортного маразма было потеряно времени, сколько сожжено нервных клеток — не передать словами. К счастью, в Сочи подобной бестолковщины, пожалуй, нет. Но и здешняя транспортная модель не без изъянов, ибо снята именно с ванкуверского образца, имеющего и другие необъяснимые нюансы. Шаттл с табличкой «ТМ10» — транспорт для медиа, 10-й маршрут сообщения «Горки — главный пресс-центр». Никакой толпы. В позднее ночное время один рейс каждый час, а так — два, через полчаса. Без давки, по крайней мере пока. Поехали. Отличная и пустая дорога, но скорость не выше 40 км/ч. Больше — запрещено. В результате 45 километров преодолели за 72 минуты — в расписание вложились. Но кто его, это расписание, составил и так выдумал?! Причём нагрузив им прессу, отвечающую за бешеную динамику современного мира, но вынужденную терпеть пытку неторопливостью и кусать локти от бессилия что-нибудь изменить. И главное, что никто не в состоянии объяснить: почему 40 км/ч там, где можно 80, судя по дорожным знакам? Безопасность? Вряд ли. Знаки говорят сами за себя. Какие-то страховки антитеррора? Но, как сказал украинский коллега (наши южные соседи сейчас стали большие доки в этой теме), попасть с гор каким-нибудь «стингером» в автобус, движущийся со скоростью черепахи, гораздо легче, чем в более стремительное средство передвижения. Кстати, привычка попугивать себя всякими ужасами есть отличительная черта журналистского корпуса на Играх-2014. К слову, ничего хорошего в ней нет — не накликать бы. Но, по крайней мере, стремление избежать неприятностей, гипотетическими ужасами которых сознательно потчуют свою аудиторию западные коллеги, заставляет мирно воспринимать все нюансы мер безопасности. Хотя, как предупредили товарищи из российских СМИ, эти же меры практически ставят крест на возможности сменить специальный и тихоходный журналистский транспорт на быстрые поезда «для всех». На том же контроле заставляют даже включать компьютеры, а значит, потеряешь ещё больше времени, не говоря уже о том, что будет в толчее соревновательных дней Олимпиады. Теперь об отеле. Нехорошие вести из Сочи, а точнее говоря, из горного кластера стали приходить ещё за несколько дней до отъезда на Олимпиаду. К сожалению, они подтвердились сразу по прилёте, прямо в аэропорту, где специальный корреспондент «СП» встретился со своим однофамильцем — двукратным олимпийским чемпионом по биатлону Дмитрием Васильевым, который встречал своего давнего товарища по сборной СССР Сергея Булыгина. Дмитрий на этой Олимпиаде работает как корреспондент одного российского спутникового канала и как раз таки проживает в Горках. И вот его описание тамошней действительности: «Строительство ещё продолжается. Везде грязь и кучи мусора. Не удивительно, что иностранцы начинают возмущаться и уже готовится серьёзная буза на коллективно-организационном уровне. Я в своём номере заставлял горничных пять дней подряд делать мокрую уборку, чтобы избавиться от толстого слоя пыли. Апартаменты очень большие, но в некоторых нет никакой мебели — даже кровати. Не работает Интернет. Кое-где не включается телевизор. В общем, неприятно и в высшей степени неразумно по той простой причине, что именно журналисты рассказывают об Олимпиаде. Но постоянно идут обещания, что ситуация исправится. Хотя как это получится в ближайшее время, мне не понятно». К сожалению, эта мрачная информация от Дмитрия Васильева подтвердилась. Но что делать? Пока придётся работать в таких условиях. Когда приехали на заселение, бодро получили ключи и отправились в номера, пыл белоруской прессы остудили турецкие ребята, разъяснившие: никаких дверей, которые можно открыть ключами, не существует. Вот тогда и приняли решение бросить вещи и начинать работать.