В начале 70-х годов прошлого века песня «Мой адрес — Советский Союз» была визитной карточкой группы «Самоцветы». Сегодня многими классика советской эстрады воспринимается как дань идеологическим предпочтениям того времени. Но это не совсем так – в послевоенном СССР было много людей, которые о себе могли сказать: «Мой адрес — Советский Союз». Одним из них является мой сегодняшний собеседник, в прошлом футболист, а ныне тренер Олег ВОЛОХ.
— Олег Антонович, у вас богатая и насыщенная жизнь. Кто вы? Откуда? Кто ваши родители? Какова траектория вашей судьбы?
— Я родился нам Колыме 8 апреля 1942 года во время войны. Если точнее, в городе Сеймчане Хабаровского края. Колыма у нас ассоциируется с лагерями для заключённых, но в моем случае это не так. Мои родители — отец Антон Андреевич Волох и мать Клавдия Даниловна Денисова — оказались в этом городе в 1939 году, где и познакомились, приехав в Сеймчан по комсомольской путёвке. Они были советскими банкирами: отец работал управляющим банком, а мать там же — главным бухгалтером. С началом войны отец хотел добровольцем уйти на фронт, но ему было отказано. Не помогло и письмо Сталину, в котором он обратился с просьбой отправить его на фронт. В ответ пришла телеграмма от Сталина, в которой выражалась благодарность за проявленное чувство патриотизма, но далее говорилось, что стране нужны хорошие специалисты и в тылу. В то время угроза нападения со стороны Японии на Дальнем Востоке была реальной, и в этом регионе находилась большая группировка советских войск. Но свой долг перед Родиной отец все же выполнил – в 1943 году он за свои деньги купил для Красной Армии танк. В то время так поступали практически все, у кого были высокие доходы и заработок.
А после войны о желании отца повоевать вспомнили и предложили отцу с семьёй переехать работать на Западную Украину в город Станислав, нынешний Ивано-Франковск. То время было крайне опасным для жизни советских и партийных работников, банды бандеровцев орудовали в тех краях везде. В Ивано-Франковске я пошёл в школу.
— Какое самое яркое воспоминание из жизни на Западной Украине у вас осталось?
— Наверное, эти воспоминания в большей степени относятся к моим родителям. Мне было мало лет, во все сложности послевоенной жизни я не , и с родителями на эти темы дети в то время не разговаривали. Но мать до конца своих дней вспоминала, что, когда мы жили в Станиславе, она с тремя детьми ночевала не дома, а в банке – спали на мешках с деньгами, из дома брали только подушки. Наверняка объяснять причины подобной предосторожности со стороны моих родителей нет необходимости. Об этом сегодня много пишут и говорят в различных телепередачах.
— А как вы оказались в спорте?
— Абсолютно естественно. Во времена моего детства занятия спортом практически для всех было делом обыденным. Я перезанимался практически всеми видами, которые были доступны для меня в Станиславе: боксом, волейболом, баскетболом, но только футбол стал для меня абсолютной страстью. Я вырос в семье, которая по меркам того времени была материально обеспеченной. Родители купили мне мяч. Сегодня это сложно объяснить, а ещё труднее понять, что личный футбольный мяч в то время у подростка значил больше, чем сегодня личный автомобиль. Я был первым парнем на своём дворе, моего выхода погулять ждали все пацаны нашего района. С мячом под мышкой я шёл на стадион, а за мною шествовала ватага пацанов. Мы играли в футбол с утра до вечера.
В старших классах я подрабатывал в школе учителем физкультуры и ставил оценки своим одноклассникам. А когда они приходили ко мне домой, то, обращаясь к родителям, говорили: «Нам нужен Олег Антонович». Ещё в школьном возрасте я оказался в станиславском «Спартаке» ( класс «Б» чемпионата СССР). Отыграв полгода, поступил во Львовский институт физкультуры и перешёл играть в местный клуб «Карпаты», который в то время был в первой лиге. В «Карпатах» я играл на позиции полузащитника и нападающего. В то время у футболистов была узкая специализация, понятие «тотальный футбол», о котором мы сегодня позабыли, так и не привыкнув, появилось в 1974 году благодаря голландцам, а именно легендарному тренеру, приведшему сборную Голландии к финалу чемпионата мира по футболу, Ринусу Михелсу. По его методике любой футболист должен быть универсальным.
На Украине традиционно футбол является спортом номер один. Сегодня мало кто знает, что первая профессиональная футбольная команда появилась в Российской империи в Одессе – предшественница одесского «Черноморца». Стадион во Львове в то время вмещал 60 тысяч зрителей и во время матчей был постоянно заполнен. Я был «славянским полиглотом» – свободно говорил на польском, на украинском и на русском языках, по этой причине никаких проблем в личном общении не только с футболистами, но и жителями Львова у меня не было.
— А дальше был Казахстан. Почему вы туда переехали?
— Всё просто. В 1960 году родителей перевели по службе в Казахстан. Я приехал к ним в Алма-Ату несколько позже – после окончания футбольного сезона 1962 года. То душевное состояние от Алма-Аты со мной осталось и сегодня, это был своего рода катарсис: Тянь-Шаньские горы, а за ним Китай, настоящая Азия и высокогорный каток Медео.
У «зимников» во время соревнований есть свой особый драйв. В то время Медео и мировые конькобежные рекорды были синонимами, конькобежцы приезжали на Медео за рекордами. Сегодня в конькобежном спорте нет той страсти во время соревнований по той простой причине, что спортсмены соревнуются на крытых коньках, а не в естественных природных условиях. Мне думается, что конькобежцы приобрели комфорт, перебравшись под крышу, но потеряли драйв и зрелищность – порою складывается впечатление, что спортсмены бегут не по льду, а по тщательно отполированному стеклу.
В Алма-Ате мне сказочно повезло – меня пригласили в алма-атинский «Кайрат», который в то время играл в высшей лиге чемпионата СССР, и с самой первой игры этот клуб я не подвел.
— Свой первый гол легендарному вратарю Льву Яшину вы помните до сих пор. Был гол, но что было после?
— Это был первый матч, открытие нового футбольного сезона, и мы принимали на своём поле московское «Динамо». После матча Лев Иванович пришёл ко мне в раздевалку с кубком, в котором было шампанское. Это был знак уважения с его стороны. Он мне рассказал, как я его обманул. Яшин определял направление удара по взгляду футболиста, который пробивал мяч, а я мог смотреть в одну сторону, а пробивать в другую. Но у этого гола было и «часовое» продолжение – мне в раздевалку принесли в подарок часы «Победа» от первого секретаря ЦК компартии Казахстана Динмухамеда Ахмедовича Кунаева. В то время в СССР это был хронометр номер один. Часы эти у меня не сохранились, я их подарил другу.
— Чем был для казахской столицы футбол в то время?
— Алма-атинский стадион был рассчитан на 40 тысяч болельщиков, но реально на матчи приходило до 50 тысяч. За билетами на матч очередь занимали с 6 часов утра. У меня, в то время уже опытного спортсмена, перед каждой игрой был мандраж — не перед соперниками, а перед болельщиками. Если мы обыгрывали московское, минское или киевское «Динамо», московский «Спартак», то происходило что-то невероятное – со стадиона нас выносили на руках, приглашали в чайхану, отказаться было невозможно. Приезжающие к нам команды чувствовали себя эмоционально не очень комфортно. Но в Москве они давали нам фору 0:3. Хотя я помню матч, когда мы сыграли со «Спартаком» 1:1. Забивал я и Маслаченко, которого до сих пор вспоминают как лучшего футбольного комментатора, не всегда красиво и размашисто, но гол есть гол.
— Как вы оказались в минском «Динамо»?
—Приглашений из других клубов было всегда много, особенно из ташкентского «Пахтакора». О зарплатах в узбекском клубе в то время ходили легенды – первый секретарь ЦК компартии Узбекистана Шараф Рашидович Рашидов был страстным болельщиком. Звали меня к себе и московские клубы – «Локомотив», «Динамо», ЦСКА. В 1967 году в Алма-Ату специально приехал начальник минского «Динамо» Денисенко, чтобы пригласить меня. В Минске я оказался, уступив просьбе отца. Мой отец родом из Крупского района, деревня Плиса – живописнейшее место на берегу Бобра. Я дал согласие переехать в Минск, хотя уже написал заявление в ЦСКА, куда меня звал Всеволод Бобров. Минское «Динамо в то время было первоклассной командой – Леонард Адамов, Эдуард Малофеев, Иван Савостиков, Михаил Мустыгин, Эдуард Зарембо, Вениамин Арзамасцев, Анатолий Васильев.
— Олег Антонович, я задам вам вопрос в духе нынешнего времени — о материальной стороне жизни футболистов. Как оплачивалась игра ведущих футболистов?
— Во-первых, в Минске мне сразу выделили трёхкомнатную квартиру на улице Островского на Немиге, сегодня эта улица называется Раковской. И сегодня это очень приличное жильё, а по тем временам было просто сказкой. Материальное содержание каждого из нас в то время публично не обсуждалось, хотя мы всё друг про друга знали. В клубе у каждого была небольшая ставка, но практически все имели вторую, третью, а некоторые и четвёртую зарплату. Спортсмены числились на различных предприятиях – токарем, слесарем, фрезеровщиком. Кто-то на одном, кто-то на двух, но были рекордсмены, у которых было по три ставки. По тем временам материальное обеспечение футболистов было очень приличным. Сравнивать с сегодняшним днём я бы не стал, потому что все относительно – страна была другой, доходы в 60-е годы у советских людей были очень скромными. Одним словом, жаловаться на невнимание со стороны властей и общества в то время было бы несправедливо.
— Существует мнение, что спорт – это не профессия. Какое оно у вас?
— С моей стороны было бы странным соглашаться с такой позицией – я всю жизнь в спорте. В такой постановке вопроса есть определённая подмена понятий и свой подтекст. В советские времена такая позиция по своей сути была официальной, хотя вслух об этом не говорилось. Звание Героя Социалистического Труда получали представители всех профессий, кроме спортсменов. Первым среди спортсменов этого звания был удостоен Лев Яшин в 1990 году. В статусе Героя Соцтруда он прожил всего два дня. Парадокс оценки спортивных достижений в СССР был в том, что даже вратарь номер один ХХ века по версии ФИФА получил это звание в конце жизни. Но и это не всё – он был единственным спортсменом в СССР, удостоенным этого звания. Вскоре СССР просто не стало.
Большой спорт – это максимальная амплитуда колебаний, делящая вашу жизнь на две половины. Но эти две половины не всегда равноценные. Вы можете иметь абсолютный успех в спорте, но уйдя из него не сможете найти себя в новой жизни. Многие из моих коллег, закончив футбольную карьеру, тяжелее переносили изменения в материальном плане – резкое падение доходов для многих семей футболистов было психологической катастрофой. Отсюда многие личные трагедии известных спортсменов прошлого. в том числе и футболистов. Это происходит и в других профессиях, разница только в том, что спортсмены, как и представители искусства, – люди публичные, в основе их профессиональных навыков лежит прежде всего зрелищность. У нас в футболе не бывает игры ради игры, важна победа и реакция болельщиков. Но в спорте, как и в искусстве, первых ролей очень мало.
Мне в этом плане повезло, уход из большого футбола прошел для меня безболезненно. Выступать за минское «Динамо» я закончил в 1971 году, а уже в следующем был играющим тренером в алма-атинском «Кайрате». Затем тренировал жодинское «Торпедо», могилёвский «Днепр», на целых десять лет снова вернулся в Казахстан, где тренировал семипалатинский «Спартак», бобруйскую «Белшину», «Бобруйчанку» и даже был два года главным тренером женской национальной сборной Беларуси по футболу.
— Что такое женский футбол? Насколько он отличается от мужского? Как вы, достаточно сильный в прошлом футболист, игравший за советские vip-клубы, смогли преодолеть мужской шовинизм и тренировать женщин?
— Мой скепсис по отношению к женскому футболу прошёл в Англии во время моей командировки. Я наверняка многих обижу, но скажу то, чем когда-то был потрясён: в Англии женские футбольные команды играют лучше многих наших мужских. Но самое большое открытие для меня, как уже состоявшегося и опытного к тому времени тренера, было то, что за проигранную игру девушек невозможно отругать – плачут навзрыд, их нужно успокаивать. Мне думается, что наш болельщик сегодня пока не готов воспринимать женский футбол на уровне мужского. Но подобное происходит не только в нашей стране.
— В спортивной школе на Гомельщине мне рассказывали, что один из молодых тренеров по борьбе набрал группу девушек. Тренировки продлились всего две недели – бдительная тёща весь этот период наблюдала через окно за тренировками зятя со спортсменками. Терпения тёщи смотреть, как зять показывает приёмы в партере, хватило на две недели. Был семейный скандал, после которого молодой тренер вынужден был отказаться от работы с девушками. Когда вы тренировали женскую сборную, у вас не было проблем в семье? Жена не ревновала?
— Никаких вопросов по этому поводу с женой никогда не возникало. Когда я стал тренировать женскую сборную, мне уже было за шестьдесят. А что касается жены, то ей все это было крайне интересно. Поначалу для неё женский футбол был чем-то несовместимым и виртуальным для восприятия.
На самом деле в спорте сегодня эта проблема есть. Мужчина, тренирующий девушек, всегда под подозрением. Тренеры в контактных видах спорта, в которых нужно работать с телом ученика и показывать приёмы, тоже под подозрением. То же самое относится и к координационным видам спорта, где после выполнения упражнения ученика нужно страховать. Это неприятная примета нашего времени – желание отдельной части общества хайпануть на сексуальном скандале. В силу здорового консерватизма в белорусском спорте этих явлений нет, они противоречат самой природе спорта.
— Как вы оказались в Бобруйске?
— В 1987 году я был, как говорят, свободным человеком, так как развёлся со своей первой женой. Тогда мне, как ветерану минского «Динамо», выделили путёвку в дом отдыха на Нарочи. Моя нынешняя супруга Людмила Владимировна в то время тоже там отдыхала, к тому времени она была вдовой. Мы вместе уже 32 года.
В тот период Бобруйск оказался практически без футбола. Бобруйская команда, выступающая в первенстве Беларуси, тогда была дисквалифицирована за фальсификацию игры. Мои старые приятели, зная о том, что у меня жена из Бобруйска, уговорили приехать поднимать местный футбол. Это прозвучит странно, но на то время я всего раз был в этом городе, во время игры жодинского «Торпедо», и один раз случайно проездом во время работы в Могилёве с «Днепром». Тогда команду «Шинник» возглавлял Геннадий Варакса. Были приняты административные изменения, на базе команды создан клуб. Задача клуба в тот момент была одна – за год перейти в высшую лигу национального первенства Беларуси. Это было уже после распада СССР, и наша страна стала независимой. В первый год у нас это не получилось, нас обошла минская «Беларусь», а следующий сезон-1993/94 «Шинник» провёл в высшей лиге. После этого я долгое время работал с «Белшиной».
— С чем было связано ваше краткосрочное возвращение в Казахстан?
— Меня пригласили в семипалатинский «Спартак» в 2000 году, который в то время был на грани вылета в первую лигу. В Семипалатинск тогда я поехал не один, а с Василием Смирных, Кириллом Савостиковым и Владимиром Путрашем. Для меня этот клыб был «хорошо забытым старым», я тренировал его десять лет, с 1977 по 1987 годы. Мы сделали своё дело – за полгода семипалатинский «Спартак» поднялся с предпоследнего на четвёртое место в чемпионате Казахстана.
— Что для вас Бобруйск? Почему при упоминании этого небольшого белорусского города во всём мире – это не преувеличение — о нём говорят с неповторимой интонацией? Какая первая ассоциация возникает у вас, когда произносят слово «Бобруйск»?
— Самая простая и тривиальная ассоциация у людей за пределами нашей страны, которые не знают историю Беларуси, при упоминании Бобруйска связана с евреями, создавшими тот неповторимый шарм, который вы не сможете ощутить нигде. Истрия всех белорусских городов и местечек связана с многочисленными еврейскими общинами, жившими в них до войны. Но среди всех городов Бобруйск на особом месте. Почему? Лично я уже в зрелом возрасте в Бобруйске понял то, о чём думал всю жизнь: в этом мире человек отличается от всего живого тем, что он живёт в поле культуры, а не в поле природы. Это соединённый интеллект с неповторимым юмором и философским взглядом на жизнь. Любовь к малой родине у бобруйчан не показная, она в деталях, событиях и людях. Соединить забытые факты, проанализировать их – это черта бобруйчан. В традициях городской культуры всегда была редко встречающаяся точность в деталях. Эфраим Севела – это визитная карточка Бобруйска. Но был ещё и известный кинорежиссёр Сол Шульман, умерший не так давно, в 2017 году. Все знали и понимали, но только он отметил, что примерно четверть русскоговорящих евреев в Израиле, а это порядка 300 — 400 тысяч, – выходцы из Беларуси. Он привёл интересные данные: среди лауреатов Нобелевской премии, не обязательно родившихся в нашей стране, а через дедушек и бабушек около 40 человек могут назвать нашу страну своей малой родиной. В то время как в России этот показатель семь-восемь, максимум девять человек. Голливуд в Америке основан, правда, не бобруйчанином, а уроженцем Минска Майером. Популярные в Америке актёры Каприо, Спилберг, Хофман имеют белорусские корни. Мальчик из Кричева Маер создал всю экономику Южного полушария, своим экономическим процветанием Австралия обязана ему. Мать выдающегося физика Льва Ландау — бобруйчанка. Весь этот длинный список свёл воедино выходец из Бобруйска Сол Шульман.
Бобруйск очень сладкий город. Кто не знает вкус бобруйского зефира? У меня есть два рецепта, как при нашей суматошной жизни не иметь проблем со здоровьем, я имею в виду болезни желудка. Есть два универсальных продукта, которые насыщают и не несут никакого вреда здоровью: бобруйский зефир и белорусское сало. Лучшего средства утолить голод «на ходу» нет. За много лет я это не раз проверил на себе.
— Олег Антонович, в завершение у меня к вам общий, но очень сложный вопрос. Сегодня у многих людей на постсоветском пространстве, за исключением, пожалуй, только Украины, самая популярная игра в мире вызывает скепсис. И это несмотря на то, что сборная России год назад на чемпионате мира по футболу в Москве вышла в четвертьфинал. Многие говорят, что это не наш спорт, что в нём мы ничего не добьёмся, а для полновесности доводов приводят мнение легендарного Диего Марадоны. В середине 70-х годов прошлого века знаменитый спортивный комментатор Николай Озеров спросил у Пеле, когда, по его мнению, сборная СССР станет чемпионом мира по футболу. Футболист номер один ХХ века не без сарказма ответил: «Тогда, когда сборная Бразилии станет чемпионом мира по хоккею». Когда наши футболисты заиграют на мировом уровне? Что для этого нужно сделать?
— Не только в белорусском, но и во всем постсоветском футболе всё неоднозначно и не так просто. У каждой истории есть своя предыстория. Советский футбол был сильным, с ним считались, не более. И не потому, что у нас не было талантов. В ХХ веке европейский футбол на клубном уровне – это основа сборных команд страны – развивался по законам бизнеса, он органично встроился в экономику европейских стран в сфере услуг в виде зрелища. В чисто спортивном разрезе это означало, что не только европейский, но и мировой футбол стал открытым. Слово «трансфер» в мире футбола стало таким же привычным, как «нападающий», «вратарь», «гол», «мяч». Это выглядит парадоксальным, но футбол стал одним из локомотивов создания единого европейского экономического пространства. Советский футбол по понятным для всех причинам из этого процесса был исключён. Но несмотря на это в 70-е года киевское и тбилисское «Динамо» выигрывало еврокубки. А 70-е годы выпали очень непростыми для советского футбола – было пропущено два чемпионата мира: в 1974 году причины были чисто политические – переворот в Чили, а на чемпионат мира в Аргентине 1978 года сборная СССР не смогла отобраться. Восстановиться сборная смогла только к 1986 году на чемпионате мира в Мексике. Тогда сборной просто не повезло, как не повезло и моему одноклубнику по минскому «Динамо» Эдуарду Малофееву, у которого перед самым чемпионатом мира «увели» сборную, которую он тогда подготовил. Запаса прочности, который придал сборной в то время Малофеев, хватило для того, чтобы через два года в 1988 году привезти с чемпионата Европы серебряные медали.
В футболе, как и в других видах спорта, многое решают околоспортивные страсти – такова жизнь. В нашем виде ценность чемпионского звания с мировых и европейских первенств сравнима с победами в кубковых клубных турнирах. Игровые виды спорта отличаются от индивидуальных тем, что не всё зависит от каждого в отдельности спортсмена. Вы можете быть феноменальным игроком, но так и не стать чемпионом мира или Европы – вам просто не повезет со сборной. Общепризнано, что футболистом номер один является Пеле, но есть масса любителей футбола, которые считают, что Марадона выше. По чисто формальным признакам Пеле трёхкратный чемпиона мира, а Марадона побеждал в составе сборной только один раз. Сторонники Марадоны говорят о том, что по сути он в одиночку выиграл чемпионат мира 1986 года. И в этом есть доля истины, хотя и с большой натяжкой. Как их сравнивать? Они играли в разное время, в разных командах. В этих сравнениях больше эмоционального, нежели рационального, когда спортивную высоту во многом определяют журналисты. Сегодня все знают, что Лионель Месси один из лучших футболистов современности, но, кроме «золота» Олимпиады в Пекине, других золотых медалей в составе сборной у него нет. Футбол – это всё, это отражение нашей реальной жизни, когда нет мелочей, когда всё главное и важное. То, что сегодня делает Александр Зайцев в брестском «Динамо», многие воспринимают чисто как околофутбольную сенсацию: покупка игроков, приезд в Брест Диего Марадоны. Но за всем этим я вижу попытку серьёзных структурных сдвигов в отечественном футболе. Тем более что и другой известный белорусский бизнесмен Виктор Прокопеня также не против приобрести футбольный клуб. Пока у Прокопени ничего не получилось. Но это только пока. В белорусский футбол вернулась здоровая спортивная интрига.
А мы должны просто поверить в свой футбол, ходить на матчи, болеть, критиковать. Одним словом, быть неравнодушными. У футболе есть то, чего нет в других видах спорта, – он объединяет. Причём объединяет абсолютно, даже тогда, когда команда, за которую вы болеете, проигрывает. Футбол – это тот случай, когда афоризм Анны Ахматовой «Главное – не терять отчаяние» — имеет особый и очень глубокий смысл.