У всех великих тренеров, как и у спортсменов, спортивный век достаточно короткий – десятилетие, не больше. С чем это связано? Не знаю. Скорее всего с тем, что постоянно находиться на максимуме в любой профессиональной деятельности невозможно.
Но есть и исключения, которые переводят успешного тренера в разряд великих. Лично для меня на сегодня таких тренеров двое – Татьяна Тарасова в фигурном катании и Николай Козеко во фристайле. На сегодня разница между ними не только в том, что они представляют разные зимние виды спорта, а в том. что Татьяна Анатольевна закончила активную тренерскую карьеру, а Николай Иванович готовит своих учеников к очередной олимпиаде. Мой разговор с Николаем Ивановичем получился не совсем спортивным. Это, скорее всего, было путешествие по Минску двух коренных минчан, длиною в семь десятилетий.
- Николай Иванович, в качестве затравки расскажите о себе. Где родились, в какой семье, кто ваши родители?
-Я родился в Минске 5 апреля 1950 года, так что этот год для меня юбилейный в семье белорусского критика Янки Козеко и учительницы начальных классов Ольги Козеко. Мой отец родился в 1915 году в деревне Костричи Кировского района Могилевской области. С мамой сложнее – она родилась в Америке годом позже.
Семейная сага моей матери проста и типична для многих белорусских семей начала ХХ века – в то время многие из Беларуси отправлялись на заработки, среди них была и моя бабушка. Но не справившись с ностальгией моя бабушка вернулась на родину. В войсках отец служил 15 лет, прошел всю войну, под Ельней был серьезно ранен.
В то время наша семья жила в коммунальной квартире в доме на Кирова, который, как и его параллельный близнец, называют «Воротами Минска» - это напротив в железнодорожного вокзала. Практически сразу после моего рождения я с матерью переехали жить в Ульяновск – после службы в Германии мой отец был переведен в этот город для прохождения службы. В Ульяновске мы жили до 1956 года.
- Какое событие вы можете назвать, с которого началось то, о чем принято говорить так: я помню себя в детстве с такого-то возраста?
-Я помню себя с трех лет. Откуда такая точность? Все просто: когда мне было три года умер Сталин. Я помню оцепенение взрослых, растерянность, отсутствие улыбок. Но это я понимаю сегодня, а тогда, как и все дети, я чувствовал. Что произошло что-то очень серьезное, о чем не нужно спрашивать. Это чувство у каждого человека моего поколения осталось навсегда. Просто об этом не принято говорить и вспоминать. Какие могут быть воспоминания? Если по-честному, то никаких. В памяти остались детские эмоции, которые трудно объяснить, но еще труднее понять.
-Вы помните свое возвращение родной город?
-Как сейчас. Это был 1956 год, через год я пошел в 9-ю школу в первый класс. Здание этой школы сохранилось и сегодня, после реставрации сейчас нам размещается экономический суд ЕвразЭС – оно находится напротив Михайловского сквера, до революции в нем располагалась женская гимназия. В этой школе я проучился ровно год, со 2-го класса я учился в 64-й школе на улице Куйбышева, которую и закончил. Школа, в которой я учился, знаменита прежде всего тем, что ее закончили многие белорусские дипломаты. Если говорить о спортсменах, которые на слуху, то это я и известная белорусская художественная гимнастка Милетина Станюта, о легендарной бабушке которой все знают.
-Вы хорошо учились?
-До восьмого класса прилично и очень ровно. Сточными науками и английским языком всегда дружил – это был мой конек.
-С точными науками все понятно. А увлечение английским языком было связано с «бабушкой-американкой»?
-И с этим тоже. Во-первых, моя бабушка была не единственной, которая побывала в Америке в начале прошлого века. Во-вторых, в то время об этом было не принято говорить, но было достаточное количество американских коммунистов, которые по тем или иным причинам переехали жить в Советский Союз. Как правило, женщины в этом случае, работали учителями иностранных языков. Это относилось не только к английскому, но и немецкому, испанскому и французскому языкам. В то время на телевидении было два общесоюзных канала, и на втором из них еженедельно были учебные передачи по очень иностранным языкам. Условие для ведущих этих учебных программ было одно – они должны были знать иностранный язык в совершенстве, а это означало, что он для них должен был быть родным. Так что и в закрытой стране, какой был СССР те, кто хотел учить иностранный язык, имел для этого очень приличные возможности. Не забывайте еще и о том, что время моего детства – 50-60-е годы прошлого века – это время, когда еще были живы, хотя уже и в приличном возрасте, люди, которые до революции учились в ведущих европейских университетах – это врачи, ученые, артисты и так далее.
-Какое место вы считаете своей малой родиной в Минске? Каков ее цвет, запах и, если хотите, вкус?
-Это место известно каждому минчанину. Нынешнее поколение называет его площадью Якуба Коласа, а мое поколение называет его просто и емко – Комаровка. С Привокзальной площади мы переехали в новую квартирую получил мой отец – она располагалась в доме напротив нынешней филармонии. К этому дому сегодня примыкает банк. Почему я употребляю словосочетание «нынешней филармонии»? Совсем не потому, что в Минске была когда-то другая филармония. Здание филармонии строилось на моих глазах, это был столичный долгострой, строительство филармонии то возобновлялось, то останавливалось. Я с ребятами ходил играть во всяческие мальчишечьи игры в недостроенное здание филармонии.
Комаровский рынок в то время располагался сразу за полиграфкомбинатом, сегодня на этом месте площадь. А в промежутке между нынешним крытым павильоном и первой «кукурузой» была автостанция. За автостанцией начинался частный сектор и находились опытные поля, на которых мы собирали клубнику. Это была совершенно другая Комаровка – с открытыми навесами, небольшими крытыми павильонами потребкооперации, с деревянными настилами на тротуарах. Для значительной части мужского населения знаковым событием была покупка стакана вина, которое продавалось в розлив молдованами из бочек. А для нас самым притягательным были лотошницы с мороженым и продавцы газировки. Трехкопеечные монеты в летний период времени были дефицитом, да и автоматов по продаже сладкой газировки было не так много. Начиная с мая и до сентября на рынке всегда были продавцы газировки – без сиропа вода стоила одну копейку, с сиропом четыре. Выбор сиропа был достаточно приличным – порядка шести наименований, сам сироп наливался в стеклянные колбы и продавщица газировки для нас была, особенно в жаркую погоду откровенным магом.
-Это было в раннем детстве, а в юности посещение какого заведения было для вас знаковым и привычным? В какой ресторан или кафе вы любили ходить?
-Мы ходили в легендарное кафе «на Ростанях». Сейчас этого кафе нет, место его занял магазин по продаже различной электротехники. Оно располагалось в здании, которое находится на противоположной стороне площади, если смотреть от здания бывшего института физкультуры. Со стороны проспекта в этом здании находиться художественная галерея.
-Николай Иванович, сегодня мы все привыкли к рекламе. В советский период времени рекламные щиты в Минске можно было пересчитать по пальцам. На крыше этого дома, который многие называют «писательским номер два» была первая реклама в нашем городе. Вы не помните ее название?
-Помню и не одно, а два. В 60-е годы ее текст был следующим: «Пользуйтесь междугородней связью в кредит». В то время в СССР с телефонизацией, прямо скажем, было не очень и для того, чтобы позвонить родственникам или знакомым через службу «07» можно было заказать переговоры и телеграммой вызвать на них даже тех, у кого не было телефона. А в 70- годы релама на фронтоне этого здания была другой, достаточно забавной: «Храните деньги в сберегательной кассе».
Площадь Якуба Коласа в нашем городе была культовым местом. Все гастроному в городе работали до 21 часа и только гастроном «Столичный» до 23 часов. На фронтоне полиграфкомбината была смонтирована электронная газета – это была бегущая строка, новости которой привлекали внимание многих горожан.
-Вы, как тогда говорили, правда не вслух, по социальному происхождению принадлежали к городским «мажорам». Для этой категории молодежи спортивная карьера была редким исключением. Почему вы выбрали именно спорт?
- В детстве я никогда не думал к какому социальному слою я принадлежу, да и слово «мажор» я тогда не знал и не слышал. Я воспринимал мир таким, какой он был вокруг меня. Отец работал главным редактором Белгосиздата, был заместителем Петруся Бровки в Белорусской энциклопедии. Окружение отца я воспринимал как естественный образ жизни. Напротив нас жил Рыгор Нехай, который занимался литературной обработкой мемуаров легендарного Героя Советского Союза Виктора Ливенцева, который 20 лет руководил всем белорусским спортом в период его расцвета в СССР. В нашем доме жил олимпийский чемпион Римской олимпиады по борьбе Олег Караваев. Писатели в нашем доимее бывали почти каждый день, они говорили только по-белорусски. Той певучести, того колорита, который я помню в детстве, когда слышал родной язык, сегодня я не встречаю.
Что касается меня, то спорт нашел меня сам, помимо моей воли. В четвертом классе к нам в школу на практику пришел Леонид Иосифович Лифшиц и «заразил» нас всех батутом. Так я оказался в спортшколе по прыжкам на батуте и акробатике, которая была на площади 8-го Марта. Эта школа и сегодня находится в том же здании по адресу проспект Победителей, 24. Сегодня мало кто помнит, что в Минске была такая площадь. Площадью 8-го Марта называлась площадка перед Дворцом спорта, в то время это была окраина города, дальше начинался частный сектор, этот район назывался 1-й Парковой магистралью. Я был и прыгуном в воду, но с той лишь разницей, что чемпионом СССР я стал по прыжкам на батуте, а по прыжкам в воду выиграл зональные соревнования, которые проходили в Прибалтике. На чемпионате СССР по прыжкам в воду я не выступал.
Мне всегда нравились экстремальные виды спорта. Человеку свойственно чувство страха – это природный инстинкт. Но я знаю и умею преодолевать это чувство. Моя тетка на нашем мотовелозаводе была испытателем мотоциклов, мотоспортом она занималась профессионально, была чемпионкой СССР по мотокроссу. У меня с двоюродным братом был мотоцикл один на двоих, гоняли мы на нем беспощадно и получали от этого космическое удовольствие.
Понимаете, не бывает абсолютной правды или неправды, разумеется, если информация не несет в себе какого-то другого смысла либо на созидание, либо на разрушение. Все зависит от тех обстоятельств, в которых живет каждый из нас. Я жил в тех условиях и обстоятельствах, в которых жил и мн6е было комфортно. Я не знал, как живут мои сверстники, у которых родители работали на тракторном или автомобильном заводах. Что это значит? Только одно – прошлое, какие мы его помним, зависит от того, каким мы хотим его помнить. Но в этой сложном мозаике личных воспоминаний, пристрастий и судеб лежит то, что мы называем временем. Во времена моего детства два телевизора на подъезд было нормой. Было нормой и то, что пойти к соседу посмотреть хоккей, футбол, фигурное катание или крайне популярный в то время сериал «Щит и меч», всеми воспринималось, как естественный ход жизни. А выйти во двор и поиграть в футбол было нормой для каждого пацана.
-Многие сегодня задаются вопросом, почему в игровых видах спорта, несмотря на все усилия со спортивными результатами как-то не клеится – знаковые победы одерживают спортсмены в индивидуальных видах спорта.
-С моей стороны не совсем корректно было бы давать оценку своим коллегам из игровых видов. Я думаю, что отсутствие ожидаемых результатов со стороны болельщиков, связано не с низким профессионализмом тренерского корпуса, а с общим состоянием общественной среды. Что такое наше с вами общение сейчас? Это обмен идентичностями, говоря научным языком. В то время идентичность была коллективистской, сегодня она изолированная. Наш великий гандбольный тренер Спартак Миронович создал свой легендарный СКА именно в то время. Сегодня мало кто вспоминает, что в той феноменальной команду Мироновича не было ни одного варяга – все свои, все выращенные и поднятые им до высших спортивных вершин.
-Марки, музыка, балет – ваши увлечения достаточно рафинированны. Почему именно это? Что вы в этом находите и какой смысл вкладываете в свою многолетнюю страсть помимо спорта?
-Все достаточно просто. Музыка и балет – это, условно говоря, два универсальных мировых языка, понятных для всех без переводчика. И это две из четырех субстанций, к разгадке которых во все времена и во всех странах люди стремятся, понимая, что это невозможно. Балет универсален и абсолютен, каждый зритель, слушая музыку и наблюдая за движением танцовщиков в своем воображении видит и представляет то, что не видит никто другой. Это всегда личное, сиюминутное и абсолютное. Мой интерес к маркам также имеет философский подтекст, с той лишь разницей, что эту загадку лично для себя я разгадал уже с возрастом. Мы с вами живем в четырехмерном пространстве. Три измерения в тех или иных вариациях мы видим и способны что-то менять - все мы постоянно находимся в движении. Но есть четвертое измерение, неподвластное нам, которое мы не видим – это время. Мы с вами не можем вернуться даже в начало нашей беседы. Увлечение марками для меня – это своего рода узелки на память о конкретном событии, которое проходило в конкретном месте в конкретное время, попытка оседлать четвертое измерение. А если какая-то марка эксклюзивна и есть только у меня, то это добавляет дополнительный драйв и усиливает остроту ощущений.
-У вас за плечами шесть успешных олимпиад, семь медалей завоевали ваши ученики, четыре из которых золотые? Какая из завоеванных медалей вашими учениками для вас ценна и кого бы из своих учеников вы могли выделить?
-Все медали ценны и не только золотые. По уровню терпения, пота и труда у спортсменов нет разницы между медалями. Все стремятся к максимуму, но верхняя ступень пьедестала всегда одна – нужно еще и везение. Кто из моих учеников лучше или наиболее дорог мне? Это вопрос из области какой палец на вашей руке болит сильнее если вы его поранили. Фристайл - экстремальный вид спорта, уважения заслуживает любой спортсмен кто хоть раз прыгнул с трамплина. Каждый из моих учеников мне дорог, огни все разные - утонченный и немного стеснительный Дмитрий Дащинский, сверхталантливый, схватывающий все с первого раза Алексей Гришин, упрямый и ничего не принимающий на веру Антон Кушнир. О девочках и говорить не буду – для меня они все принцессы. Они все личности, разные, яркие и очень цельные. У меня мандраж на соревнованиях, который я научился скрывать, на порядок выше, чем у них. Знаете почему? Потому что когда они уже на старте я им ничем помочь не могу – могу только верить в них.
-Ваша тренерская судьба не совсем обычна. Как правило, тренеры вашего уровня, приходят к спортивным успехам со своими учениками к 30-35 годам. К вам серьезный успех пришел в 48 лет. Вы верили, что у вас и ваших учеников все получится?
-Верил, причем абсолютно, на этом основан большой спорт. Я и сейчас верю в них и в их победы.